Морские были - Страница 31

И коряки дают пришельцу место у своего очага.

Путник, оказывается, неплохо знает корякский язык, знает, как поздороваться, как войти в юрту, какие сказать слова.

Кто же этот загадочный человек?

Неторопливо и спокойно рассказывает он о себе, о долгом пути через Сибирь, о далёком городе Петербурге…

Удивлённые, слушают коряки русского человека, проехавшего тысячи километров, чтобы посидеть у их огня. Так вот зачем он пришёл! Он хочет рассказать в России о древнем этом племени, о славных его воинах, о добрых отцах семейств и матерях и хочет послушать их песни и сказки. Удивительный человек! Такому гостю — внимание, и почёт, и лучшее угощение, и тёплый ночлег.

Нежданного гостя все здесь интересует: одежда корякских женщин, причитания шаманов, лекарства из тундровых трав, самодельная посуда… Неутомимо скользит по бумаге чёрное острие палочки, которую он держит в руке, и это острие оставляет на чистом белом листе узорные каракули и завитушки. Потом человек смотрит на эти завитушки и слово в слово повторяет все, что услышал здесь.

Значит, гость говорил правду: он довезёт в Россию и славные имена воинов, которыми гордится племя, и лучших охотников имена, и рассказ о том, как встретило его племя — дружбой и лаской. Он ничего не забудет.

Позже Крашенинникова видят на юге Камчатки, в селении курил, в юртах ительменов (камчадалов), на охоте вместе с ними, и на рыбной ловле, и за сбором лечебных трав…

Два года, проведённых Крашенинниковым в непрерывных разъездах по Камчатке, в кочевьях и стойбищах ительменов, коряков и курил, раскрывают ещё неведомый науке самобытный мир этих племён, а его работы в архивах приказных изб дают много новых материалов об открытии русскими Камчатки.

В течение этих двух лет учёный ведёт полуголодную, полную лишений жизнь, однако ещё не пройденные тропы, не нанесённые на карту реки и горы снова и снова зовут его в путь…

Через три года, в сентябре 1740 года, на Камчатку прибыл русский учёный Георг Стеллер. Он встретился с Крашенинниковым. Перед ним стоял закалённый, пытливый, мужественный человек. Опытный натуралист, Стеллер удивился объёму исследовательских работ, которые успел провести Крашенинников. Что-то похожее на зависть испытал Стеллер в те минуты.

С приездом известного учёного чиновники из приказной избы, поняв, что допустили немалую оплошность, выплатили Крашенинникову его двухгодичное жалование, и неутомимый исследователь снова отправляется в дорогу. Ни проливные осенние дожди, ни разливы рек, ни злые пурги, — ничто не останавливает отважного путешественника.

Около четырех лет прожил Крашенинников на Камчатке, совершив за это время свой неоценимый научный подвиг, сделав все, что было в его силах, лишь бы родина как можно больше узнала о дальней земле своей — Камчатке.

И вот снова — Петербург, и чопорный чиновный мир, равнодушно встретивший учёного. Прошло ровно десять лет после того, как покинул Крашенинников столицу. Одни не знают его, другие просто забыли… Но есть же в Академии Ломоносов! Неужто и он позабыл?..

Нет, Михаило Васильевич все помнит! Торопливо шагает он навстречу Крашенинникову, радостно смеётся и крепко обнимает его…

— Прибыл, Колумб камчатский?! Наконец-то прибыл!.. Богатый, наверное, «улов» у тебя, Степан Петрович?.. Поздравляю, поздравляю! Теперь снова за дело. Книгу нужно писать. Россия ждёт этой книги…

— Такая книга будет, — взволнованно отвечает ему Крашенинников. — Она уже здесь вот, в сердце у меня…

Но и сам великий учёный и поэт был одиноким в петербургской чиновническо-дворянской среде. Сановное дворянство не могло простить ему простого происхождения из поморов.

Крашенинников был таким же сыном простолюдина, и его в Петербурге ждала беспросветная нужда.

В тесной сырой каморке, которую удалось нанять, он бережно разложил свои многочисленные записи, копии документов, географические карты… Теперь главное для него — закончить задуманный, ради науки и отечества в течение десятилетия выстраданный труд…

Проходят долгие месяцы напряжённой работы, страницы переписываются по восемь, по десять раз… Единственная мысль не даёт покоя: чем жить?.. Нужно оплатить жильё, одежду, топливо, бумагу и не свалиться от голода, — ведь предстоит ещё так много сделать!

Учитывая познания Крашенинникова в ботанике, Академия наук назначает его помощником заведующего ботаническим садом. Кажется, наконец-то найден выход из затруднений. В положенный день и час Степан Петрович является на службу. Его встречает академик Сигизбек, тучный старик, надменный и очень самовлюблённый.

— Чем обязан, милостивый государь?

— Я прислан вам в помощники, господин Сигизбек…

— В помощники? — удивляется тот. — Но я не нуждаюсь в помощниках!

Новая служба в ботаническом саду превращается для Крашенинникова в сплошную пытку. Напрасно теряются многие и многие часы драгоценного времени, которые можно было бы отдать работе над книгой. Только бессонными ночами, при тусклом свете свечи, с волнением листает он исписанные в дальней дороге страницы, и перед ним проходят картины незабываемых встреч, бесед у костров, радостных открытий и находок…

Несмотря ни на какие трудности, создаваемые чёрствыми и равнодушными людьми, книга о земле камчатской должна быть написана ради науки и отечества. «Россия ждёт этой книги», — так сказал Ломоносов. И Крашенинников выполнит своё обещание, какие преграды не встали бы на его пути!..

Учёные уже заинтересовались первыми главами «Описания земли Камчатки». Степана Петровича назначают заведующим ботаническим садом, вместо Сигизбека, и вскоре утверждают академиком. Десятки новых обязанностей появляются у Крашенинникова, однако он по-прежнему ведёт полуголодную жизнь. Правительство, как и раньше, рассматривает жалованье учёным как «доброхотное даяние»… И ещё одно — непреодолимое — препятствие возникает в работе над книгой — свирепая царская цензура. Она беспощадно вычёркивает десятки страниц и требует бесконечных переделок. Она запрещает писать о героизме и отваге ительменов, с великим мужеством защищавших свою свободу, удаляет сказания и песни, лишь только встретится в них одно слово «свобода» или малейший намёк на призыв к борьбе…